Сказка о нечестном заводчике

о не ветер ветку клонит, товарищи; то не тучи перед бурей сбираются; то съезжаются в столицу заводчики - на кошачью всероссийскую выставку. Будут кошки там призы завоевывать, будут деньги течь рекой полноводною из карманов толстощеких любителей в заскорузлые заводчичьи лапищи. А потом, когда закончится выставка, соберутся узким кругом заводчики; и успешные продажи отпразднуют, и поздравят от души победителей, и похвалятся своими животными. Но не это, впрочем, самое главное; ибо главное, конечно, посплетничать; ведь народу не нужны славословия - им скандалов бы побольше, позрелищней, да интриг поизощренней, повычурней; им бы чувствовать себя детективами, гнусный заговор распутать сумевшими…

И на сей раз было то же, что издревле; отшумела всероссийская выставка с выступленьями, призами да кубками, да торговлею веселою, бойкою. А под вечер собралися заводчики на квартире у Яги-председателя: Лешачиха, и Шишига с Кикиморой, и Лобаста с Берегиней и Мавкою, - все явились, предвкушая общение, сплетни новые и новые знания. Слово за слово цепляя, как кружево, расточая комплименты с поклонами, скоро, впрочем, заскучали заводчики. Берегиня с Мавкой это приметили и пустили вдоль стола сплетню длинную, с клочковатой бородою из домыслов, с бакенбардами догадок и вымысла, - не понятно, где там ложь, где там истина. Мол, мы слышали о неких заводчиках, что котята у них слабые, дохлые, что они своих котяток на выставке, на глазах у целой кучи свидетелей, головами били об пол и, пьяные, учинили дебоширство великое. Но едва дошел навет до Кикиморы, рассмеялася болотная бестия; хохотала аж до визга, до одури, и в три счета объяснила заводчикам, что все сказанное – глупая выдумка; что участники событий описанных в это время по курортам каталися, загорали на Рогах Черта Лысого, и в глаза их не видали на выставке ни один из этой «кучи свидетелей». С облегченьем завздыхали заводчики, с облегченьем – но и с грустью немалою, потому как уж нацелились многие на решительные, храбрые действия по спасению котят обижаемых и настроились на лад на воинственный. И Яга – хозяйка дома любезная – враз подметила гостей настроение; взглядом острым обменялась с Шишигою, и кивнула ей Шишига с улыбкою, поднялась из-за стола и к заводчикам обратилась со словами серьезными.

«Всем наскучили пустяшные выдумки, склоки, глупости, вранье, провокации. Потому я расскажу вам историю – настоящую, до буквы правдивую; а коль странною она вам покажется – не взыщите: предъявлю доказательства.

Торговала я однажды на выставке за семьсот "зеленых" юную кошечку. Восхитительна была моя девочка: сразу видно, что растет королевою, что блистать ей, побеждая на выставках, предназначено едва ль не с рождения. Собралась вокруг толпа покупателей: все любуются прелестною кошечкой, восторгаются Лючией-красавицей, соглашаются, что стоит недешево, - но ничуть не удивляются этому.

Вдруг гляжу я: из толпы покупателей, плотоядно жало тонкое высунув, поднимается головка граненая, выползает тело гибкое, скользкое, к самой клетке, торопясь, подбирается, и ко мне с подобострастным шипением, губы бантиком сложив, обращается. Мол, как рада я со славной Шишигою пообщаться наконец, познакомиться; а какая раскрасавица кошечка! Настоящая жемчужина выставки! Все на свете за такое сокровище я отдать готова тут же, немедленно. Я ведь, знаете ли, тоже заводчица; приползла сюда из Риги, из Латвии; а зовут меня Змея Подколодная, потому как под колодой элитною, по стандарту европейскому сделанной, проживаю я да кошечки-лапочки - в серпентарии, со всеми удобствами. Путь неблизкий, но такого котеночка я в мечтах своих давно уже видела; продадите, дорогая Шишигушка, продадите мне красавицу-кошечку! Буду век вам благодарна; о девочке обязуюсь неустанно заботиться; будет счастлива она и ухожена. Только есть один нюансик, Шишигушка: уж настолько недешевая кошечка, что не хватит мне сегодня наличности, чтобы сразу все за кошечку выплатить. Может, будете добры, снисходительны, и уступите котенка со скидкою? Я в него уж безоглядно влюбилася, расставанья с ним, наверно, не вынесу…

Уступать мне ей совсем не хотелося; но уж так она, Змея, извивалася, длинным жалом своим тонким, раздвоенным все погладить норовила котеночка, пришепетывала грустно да жалобно, что вздохнула я и стольничек сбросила. «Так и быть уж, - говорю, - ваша кошечка. Не за семь отдам – за шесть сотен долларов».

Как тут бедная Змея разрыдалася, слезы горькие хвостом утираючи!

«Дорогая, дорогая Шишигушка, - говорит она с дрожанием в голосе, - вижу я, что вы хорошая, добрая! Только где же я возьму столько долларов? У меня всего пять сотен осталося. Кабы знала я заране, несчастная, что мечту свою увижу на выставке, я б не ползала впустую по городу, я б накопленные деньги не тратила; отдала бы все, что было, за кошечку, будь то тысяча, две тысячи долларов; не скупилась бы, поверьте, Шишигушка, будь с собою у меня сумма нужная…»
Долго плакала Змея, умоляючи не отказывать ей в просьбе о скидочке; пожалела я ее, горемычную; согласилася на пять сотен долларов.

Заблестели у Змеи глазки-бусинки, растянулась пасть в улыбке сияющей, и рассыпалась Змея в благодарностях; враз открыла кошелек лакированный, начала немедля деньги отсчитывать; протянула было пять сотен долларов – заглянула в кошелек – и заохала. Мол, не знала я, не знала, не ведала, что совсем уж ничего не останется; а на что же добираться до Латвии, до колоды, до мово серпентария? Ах, пожалуйста, Шишигушка, милая, ну оставьте мне хоть тридцать "зелененьких", чтоб с котенкой нам до дома доехати. Кабы я была одна, не просила бы, доползла бы как-нибудь с пересадками, но нельзя же издеваться над кошечкой, ведь и так она устала, бедняжечка...

Покоробили меня эти жалобы; и сама уж я не знаю, заводчики, как случилось, что на все согласившися, я оставила Змее тридцать долларов и доставить обещала ей кошечку на вокзал, к отходу рижского поезда.

Возвратившись же домой после выставки, я историю с начала припомнила; все моменты, все гримасы змеиные, и нытье ее, и просьбы, и клянченье; добросовестно в уме это взвесила и пришла к неутешительным выводам: за бесценок отдала я ей кошечку, а причин на то особенных не было. Все ж я слова своего не нарушила – привезла котенка к рижскому поезду и такое слово молвила: «Змеюшка! Шоу-класса как-никак моя девочка; и конечно за четыреста семьдесят продавать ее – смешней не придумаешь. Посему есть у меня предложение. Вот бумага; в той бумаге написано: «От Шишиги получила я кошечку, прозываемую Санта-Лючиею; обязуюсь, только кошечка вырастет, повязать с ее с Шишигиным котиком аль с другим котом, Шишигой указанным. Из помета, что от вязки получится, обязуюсь отобрать двух котеночков, на змеиное свое усмотрение, и Шишиге их отдать вместо долларов, что за вязку заплатить полагается и за кошечку доселе не отдано». Подпиши мне ту бумагу, и кошечку можешь с богом забирать; а впоследствии мы, как в этом договоре прописано, окончательно с тобой рассчитаемся». Согласилася Змея Подколодная; зубом имя на листке нацарапала, да хвостом черкнула – подпись поставила; и со мною дружелюбно простившися, заползла в вагон, таща переносочку, где спала моя красавица-девочка; там кольцом на нижней полке свернулася, ожидая отправления поезда, предвкушая свой приезд вместе с кошечкой к вящей радости всего серпентария.

С той поры прошло три года без малого; чемпионкой мира сделалась кошечка. Много раз она бывала на выставках, завоевывала бест и заслуженно вызывала у людей восхищение; дважды с разными котами вязалася, а в конце концов Змея Подколодная прикупила ей кота люксембургского. Правда, был тот кот неважного качества, но увы, за неимением лучшего, с тем котом и повязалася кошечка; нарожала кошачков узкоглазеньких. Продавала их Змея Подколодная, как положено, с помпезной рекламою: шоу-класс, мол, чемпионы и прочее; но сама была, конечно, расстроена тем, что кот, из Люксембурга доставленный, по всеобщему негласному мнению не заслуживает лучше названия, чем «котеночек - обнять и расплакаться». Я ждала все это время безропотно, чтобы вспомнила Змея Подколодная о расписке о своей да о котике, с коим кошку повязать обещалася; поняла, что не дождусь, и подумала: а куплю-ка я, пожалуй, котеночка от Лючии и кота люксембургского - пусть котята те не слишком красивые. Не хотелось мне ругаться, настаивать, чтобы давний договор наш был выполнен вплоть до точки до последней, до буковки. Благородно поступить я задумала и отправила Змее предложение: понимаю, мол, что вязка бесплатная, со своим законно избранным котиком, привлекательнее всяко и выгодней, чем за тридевять земель ехать с кошечкой и вязать ее с чужими котищами, да потом еще платить им котеночком. Посему вы отпишите мне, Змеюшка, сколько стоят в среднем ваши котяточки; из цены той средней сумму примерную долга вашего возьмите да вычтите; остальное я вам с радостью выплачу; и расписку дам, что этим котеночком рассчитались вы со мной окончательно. А про то, что вы с котом, мной указанным, не вязали, как обещано, кошечку, мы забудем и из памяти выкинем вместе с вашею давнишней распискою. Не подумайте, что я вознамерилась Вас ограбить, не дождавшися кошечки; я готова обсудить все возможные варианты, чтоб обеих устроили; и прошу Вас, не сердитесь, пожалуйста, если что-то я сказала обидное.

Возвращается ответ поразительный, будто вовсе и не мне адресованный; между строк его, небрежно набросанных, королевские звучат интонации.
«Что ж, пыталась я послать вашу кошечку повязаться у кота у московского; в тот же миг у ней и течка закончилась; а в дальнейшем не возникло желания. Много денег, много сил я потратила, и купила ей партнера достойного, люксембургского кота Леомордия из питомника большого, известного. Родословная, понятно, блестящая, на Руси таких кровей нет и не было; потому на всю Россию единственный представитель этой редкостной линии – Леомордий, чемпион…» Нет, ну надо же! – возмутилась я, - кому это пишется?! Заявила бы еще, как любителю, о «тяжелом костяке» да о типпинге, похвалилася бы «плюшевой шерсткою», «добрым, ласковым и мягким характером», препотентностью по всем этим качествам и другой белибердою рекламною! Интересно, чем же это закончится?»

«От кота от моего, Леомордия, - пишет далее Змея Подколодная, - превосходные котята рождаются. Я могла бы предложить Вам котеночка на таких же, как и Ваши, условиях; скажем, евро за четыреста семьдесят, те же самые, что были уплачены мной за вашу распрекрасную кошечку. Предложение, считаю, почетное, и для Вас оно, конечно же, выгодно; так что Вы его, я думаю, примете и на этом мы в расчете окажемся. Да, еще одно поставлю условие: позаботьтесь свой приезд за котеночком до средины ноября не откладывать; а иначе – есть без Вас покупатели».

Прочитала я, схватилась за голову. "Вы припомните, Змея Подколодная, разве в евро Вы платили за кошечку? Вы платили мне не в евро, а в долларах; и за кошку шоу-класса, которая уж три года как блистает на выставках, побеждая там серьезных соперников, та цена была намного занижена; ведь у Вас тогда с собой денег не было. Оттого я и расписку составила – неужели вы расписки не помните? Так давайте я ее отсканирую – освежу Вам память, милая Змеюшка. А котята от кота Леомордия не настолько хороши, чтоб их стоимость выше среднеевропейской держалася. Вот Вам встречное мое предложение: за котенка я плачу триста долларов и взамен даю расписку, что котиком рассчитались вы со мною, и более не имею ни единой претензии".

Нет ответа от Змеи Подколодныя; гробовое воцарилось молчание. Снова шлю я в серпентарий послание: ну так как же – приезжать за котеночком? Отвечает мне Змея слогом выспренным, не меняя горделивой тональности: "Подрастают хорошо мои котики, развиваются и в весе прибавили. Есть на каждого из них покупатели; но немного подождать попросила я и согласна уступить Вам котеночка, так и быть, за половинную стоимость: в евро будет сотни три с половиною. Коль устроят Вас такие условия – забираете котенка не ранее двадцать пятого грядущего месяца; и пометьте ноябрем восемнадцатым появленье Ваше самое позднее; девятнадцатого утром за котиком смогут новые прийти покупатели".

Согласилась я на эти условия, согласилася, кипя возмущением; но на всякий случай прежде, чем ехати, у знакомых зарубежных заводчиков поспрошать о том котенке надумала: как им нравится его родословная? Перспективен ли Змеюкин котеночек? И сказали в один голос заводчики: "Нет, Шишига, родословная – слабая! Не бери себе ты этого котика; не получится потомства хорошего".

Поразмыслив над словами заводчиков и признав их правоту непредвзятую, написала я Змее сообщение: извини, мол, Подколодная Змеюшка, но котеночка я брать передумала – слабовата у него родословная. Но имею предложенье повыгодней: возверни ты мне назад двести долларов, а котеночка другим покупателям продавай, как собиралася ранее, не за полцены – за полную стоимость, евро целые семьсот составлявшую. И тебе, заметь, значительно выгодней: сохранишь ты три-то сотни с полтиною; потеряешь же всего двести долларов, а в расчете мы окажемся полностью.

Но ответила Змея Подколодная лаконично, оскорбленно и с вызовом: "Не согласна я" - и точку поставила, будто зубом ко письму приложилася. К сожалению, на том и закончилась переписка наша с нею недолгая: с той поры ни на одно сообщение не ответила Змея Подколодная; прикарманила мои двести долларов, договор наш так доселе не выполнив. Засудила б я Змеюку, заводчики, да не хочется мне ехати в Латвию; потому, я полагаю, достаточно и того, что вы узнали историю: если кто из вас когда-нибудь вздумает с той Змеюкой Подколодной из Латвии деловое заключить соглашение, пусть учтет, что ни стыда нет, ни совести у бесчестной той, двуличной заводчицы!

Зашумели, загалдели заводчики, с мест попрыгав, заругались, заспорили. Но к порядку их призвавши, Кикимора обернулася к Шишиге и молвила: "Увлекательная сказка, Шишигушка! Не предъявишь ли свои доказательства?"

Улыбнулася Шишига; Кикиморе прямо в лапу положила расписочку: "Не эксперт ли ты змеиныя почерка? Погляди, сестрица, что там написано. Что ж касается кота Леомордия, ничего я от себя не придумала; у Змеи ведь есть Змееныш талантливый, сделал сайт он в Интернете для мамочки; там всех кошек серпентария вывесил, между ними и портрет Леомордия. А кому полюбоваться желательно на элитного кота люксембургского, да сравнить его с моей бедной девочкой - пусть-ка сходит прогуляться по ссылочке Подколодного питомника змейского. Тот питомник говорящим названием намекает на занятий изысканность: мол, у нас тут не община крестьянская, а нормальное змеиное логово, мы, поди, тут не в навозе копаемся да богиням плодородия молимся, - словом, "No Demetra" он называется". А Яга уж ноутбук приготовила; удивленные, столпились заводчики, поражаясь на кота Леомордия, изучая результаты тех выставок, где Лючия принимала участие и, с другими соревнуяся кошками, выходила неизменно с победою. И сказала им Шишига: "Заводчики! Рассказала я вам эту историю не затем, чтобы кому-то напакостить, а затем, чтобы узнать ваше мнение. Как с должницей окаянною справиться? Как, уж если договора не выполнить, возвернуть хотя бы те двести долларов, что за кошечку Змеей недоплачены? Не хочу я, видит бог, ехать в Латвию, не хочу искать юриста латышского; не хочу суда, скандала и прочего; а хочу, друзья мои, справедливости. Что б вы сделали в такой ситуации? Что б на месте вы моем напридумали?" Отошли от ноутбука заводчики. По местам по прежним тихо расселися, собралися думу горькую думати. Берегиня тут, привстав нерешительно, подстрекаемая шепотом Мавкиным, предложила осторожно: "А ежели обнародовать всю эту историю, в интернете, на заводческом форуме изложив ее в мельчайших подробностях, с документами, с портретами кошечек?..
Только это...
...некрасиво...
...наверное?"