Сказка о добром заводчике

ил-был на белом свете Иван-дурак, молодой, наивный да восторженный. Жил он себе в пригороде, на первом этаже хрущобы, работал на дому программистом и неплохие деньги тем зарабатывал. И был у Ивана беспородный кот Мурзик, на ближайшей помойке найденный, – боевой котяра со свободным выгулом через форточку. Бывало, исчезнет кот на целую неделю – возвращается грязный, потрепанный, но довольный, а потом по двору котята бегают, как две капли воды на Мурзика похожие, - мышей и крыс ловить учатся, да все на той же помойке пропитание себе добывать.

Не один год жил себе Иван поживал, кормил нагулявшегося Мурзика фаршем, наблюдал в окошко эту благостную картину и размышлял, до чего гармонично все в природе устроено: даже человек, на что существо пакостное, а и то этой гармонии нарушить не может. Живет он себе, скажем, в той же хрущобе, а животный-то мир тут как тут: в подвале крысы с мышами бегают, объедки Ивановы подбирают; вокруг кошаки дворовые толпами шляются, и дерутся друг с другом, и любят друг друга, и крыс с мышами жрут; а карнизы все голубями загажены, и ходят эти голуби по двору, что твои куры – пшено прямо с рук клевать готовы! Опять же, воробьи домовые повсюду летают, хлебную корку прямо со стола стащить норовят; окромя воробьев, хоть и пореже, синицы зеленогрудые за окном мелькают: добрые люди для них за стекло сало в сетке вывешивают, чтобы, значится, пожрали птички. Кошки, правда, не дремлют: голубей гоняют, воробьев с синицами ловят; коли поймают – конец пичужке, только перышки от нее и останутся. Есть, правда, и на кошек кое-какая управа: им собаки дворовые обнаглеть не дают. Загонит, бывало, собаченция кошку на дерево, и лает на нее, покуда не выдохнется. Больную или увечную кошавку, пожалуй, и задрать может – Иван, правда, такого не видел, но книжки по биологии в школе читал и потому знал: хищники в природе не просто хищники, а «санитары» - природу от всего ущербного и нежизнеспособного очищают. Ну а там, где естественный отбор не справляется, справится СЭС – потому Мурзик ивановский всегда в ошейнике ходил. Так, на всякий случай.

Долго сказка сказывается, не скоро дело делается. Ушел как-то Мурзик гулять, да так и не вернулся – может, случилось с ним чего, а может просто старость доконала – как-никак десять лет уж было коту. Уж Иван его искал, звал, все подъезды и помойки обошел – нет любимого кота, как ветром сдуло, что твоя корова слизнула языком. Пригорюнился Иван. Целыми днями у окошка стал просиживать, высматривать – не бежит ли котик.
Пролетал как-то вечером мимо Ивановой квартиры Змей Горыныч, увидел в окне Иванову рожу смурную, да и решил в гости заглянуть, водочки выпить. Поведал Иван Горынычу о беде своей. Выслушал его Горыныч, стопку отставил, лапой когтистой Ивана по плечу похлопал покровительственно и такую речь повел. «Дурак же ты, Иван, ой, дурак! Аль не знаешь, что коты вроде Мурзика долго не живут? Сходи-ка ты, пожалуй, к родственнице моей, бабе Яге, котозаводчице знатной, уж не один десяток лет в городском клубе фелинологическом председательствующей. Она тебе все, что надо, о котах порасскажет, а заодно и кошачка у нее прикупишь, заместо Мурзика твоего. И будет у тебя кот не гулящий, а домашний, породистый; двадцать лет с тобой рядом проживет, никуда не убежит, коли уход ему организуешь правильный».

Сказано – сделано, отправился Иван по адресу, что Змей ему дал, к бабе-Яге на квартиру. Поднялся по лестнице, глядь – дверь не заперта; заходит и видит: комната метров десять, и повсюду в ней кошки – и на диване, и на полу, и на столе, и на подоконнике, и на шкафах, и на люстре. И летает по той комнате баба-Яга в ступе, поганой метлой кошек гоняет и бормочет себе под нос крючковатый: «Этот пэт-класс, завтра кастрировать будем; этот за брид сойдет, баксов триста на нем заработаю, пожалуй; эти шоу, на выставку поедут; а эти уроды никому, пожалуй, не нужны – у этого шерсть жесткая, у того губа заячья, а у третьего и вовсе лапы кривые – в добрые руки не возьмут, на всех добрых рук не напасешься, - значит, усыпить придется. Эх, жаль, сразу не посмотрела, а то еще слепыми бы утопила, чем деньги за укол платить…»

Содрогнулся Иван, слыша речи ее циничные. Но тут увидела его Яга, метлу поганую к стене прислонила, живо из ступы выскочила, вся в улыбке расплылась – и вот уж перед Иваном никакая не Яга, а старушечка-божий одуванчик – платочек белый, фартучек накрахмаленный, морщинки от глаз, словно лучики, разбегаются, а глаза такие добрые-добрые… «Здравствуй, - говорит, - Иванушка; с чем пожаловал? Али котеночка у меня купить хочешь? Тогда присаживайся вот здесь, я своих котяточек кому попало не отдаю, люблю их, видишь ли, как деточек своих родных; посему надо мне сначала выспросить у тебя, что да как, хороший ли ты человек, подходящий ли хозяин для моих питомцев». Пристроился Иван бочком на диванчике, чтобы ненароком котенка какого-нибудь не придавить, и рассказал Яге все без утайки: и про Мурзика сгинувшего, и про слова Горынычевы. Нахмурилась Яга, головой покачала укоризненно. «Плохим ты был хозяином, Иван, для своего Мурзика, - говорит. – Таким плохим, что хуже и быть не может. И не прививал ты его, и не глистогонил, и выгул свободный предоставлял, и вязаться Мурзику позволял всякий раз, когда тот хотел и с кем хотел. А уж сколько у него из-за тех прогулок да вязок болезней было – ты, наверно, и не подозревал: думается мне, что и клещ ушной, и МКБ, и глисты, и панлейкопения с хламидиозом в латентном состоянии… В общем, Иван, сгубил ты котяру собственными руками, скончался бедняга где-нибудь в подвале от недуга застарелого, нелеченного. Но коли готов ты ошибок прежних не повторять и заботою неусыпной о новом котенке грех свой страшный перед Мурзиком загладить, - так и быть, продам я тебе одного из своих котят; а будешь за ним хорошо ухаживать – возьму к себе в клуб, опытным бридером сделаю, будешь кошек разводить, помогать мне породу улучшать». Обрадовался Иван, рассыпался перед Ягой в благодарностях, блокнот из штанов достал – рекомендации по уходу за котенком записывать. Часа три, наверно, проговорила Яга: и о лекарствах рассказала, и о том, какой наполнитель купить, какой лоток использовать, какую когтеточку в магазине выбрать, и чем кормить можно, а чего нельзя давать ни под каким видом. Строго-настрого приказала она каждодневно котику уши и зубы чистить, шерсть ему вычесывать, витамины «Доктор Зоо» давать, когти стричь, скорлупу яичную в корм на кончике ножа добавлять, чтобы организму растущему кальция хватало. Напоследок взяла она с Ивана триста баксов и вручила ему котенка британского, косого да потрепанного, а к нему ветпаспорт с котячкою, пообещав позже обменять ее на родословною.

Приехал Иван с котенком домой, приготовил ему еды, такой, какую Яга готовить наказала, и отправился по магазинам – приданое кошачье покупать. Вернулся и с домиком кошачьим, и с когтеточкою, и с лотками специальными, и с наполнителем заморским; мешок корма сорта «Премиум» приволок и мешок лекарств кошачьих из ветеринарной аптеки; не забыл и игрушек кошачьих, мячиков да мышек. И зажили они вдвоем с котиком, горя не знаючи.

Порешил Иван впредь не быть невеждою, одними рекомендациями бабы-Яги не ограничиваться. Купил он себе компьютер помощнее, завел выделенку; стал ночами в Интернет лазить да информацию разную по фелинологии выискивать. Много нового и интересного узнал Иван, а главное - много ужасов о плохих заводчиках в Сети вычитал. Оказывается, есть такие заводчики, которые только о породе и думают, а котят не любят вовсе, и если некрасивый получается котенок – кастрируют, а то и топят. Но это еще что, бывает и хуже: скажем, живет у заводчика племенной кот-красавец, вяжет кошек, а те рожают котят один другого краше. Заводчик самых красивых отбирает, растит и вяжет их потом с такими же красивыми зверями; так постепенно порода все улучшается да улучшается. И вот настает однажды момент такой, когда котята свежеродившиеся много красивее оказываются, чем предок их, кот племенной. И тогда исключают беднягу из разведения, становится он заводчику не нужен, и отвозит заводчик кота к ветеринару, ну а тот усыпляет котика либо просто его кастрирует. И лишен своего достоинства, доживает кошак безрадостно срок, природой ему отпущенный – либо у того же заводчика, либо у новых хозяев, взять кота того согласившихся. А еще узнал Иван, что нельзя в квартире по двадцать и больше кошек держать, как баба-Яга держит; одни только плохие заводчики так поступают, потому что от скученности такой болеют коты и умирают раньше времени, да и жизнь у них в постоянном стрессе проходит.

Долго думал Иван над прочитанным; думал день, думал два; неделю целую думал и надумал наконец стать хорошим заводчиком. Не таким, как те, о ком в Сети столько ужасов написано, а настоящим заводчиком, добрым, чтобы и в кошек был влюблен, и красоту их неземную ценил, и на благо породы работал: все красивее и красивее котят выращивал.

Котик же, что Иван у Яги купил, благодаря заботам Ивановым выправился, похорошел. А тут и март наступил, начали коты в подъездах концерты устраивать. Забеспокоился Иванов котик. Начал по углам метки ставить, покрикивать да пованивать. Тут-то Иван не растерялся – не зря целый год из Сети не вылазил, про метод Татьяны Сертун давно прочел. Разъяснил он своему котику, что к чему; понял котик, перестал метить. Вот только видит Иван – плохо коту, кошку-то все равно хочется, не дает ему покоя мужское естество. Взял тогда Иван котика и отправился с ним к Яге.

Приходит – а у Яги зверей раза в два больше стало, чем год назад было. Коты все орут, на занавески бросаются, из кошек половина беременные ходят, половина котят кормят; а между теми и другими кошаки бегают подрощенные, мяучат жалобно. Яга по квартире с поганой метлой как молния летает, котов да кошек по разным углам разогнать тщится, бормочет злобно себе под нос крючковатый: «Ах вы гады, ах вы твари, ах вы развратники проклятые! Ух я вам! Как бы я всех вас, дряни паршивые, кастрировала, нешто вы тут все чемпионы бельгийские!?» Но как Ивана увидела – разулыбалась вся, метлу поскорее в ступу сунула, ступу за дверь выставила, сама на краешке дивана пристроилась, глядит умильно. А у Ивана сердце кровью обливается, на котов и кошек Яги глядючи. Но сделал он над собой усилие, улыбнулся Яге ласково и обратился к ней со всею возможной вежливостью. «Вот, - говорит, - бабушка, принес я тебе кота показать, которого у тебя год назад взял. Коли решишь, что хорошо я за ним ухаживал, так не откажи, возьми меня в клуб и сделай бридером, как обещала. Многое я за этот год узнал, много книг о кошках прочел; понял, что по сердцу мне порода британская и готов я на благо ее работать, рук не покладая. А сейчас дай ты мне кошечек для котика моего – сама видишь, мучается бедняга, на улицу рвется – а как я его на улицу выпущу, там ведь и коты дикие, драчливые, и люди злые, и инфекции страшные. А я тебе за кошечек баксами заплачу – только вот не знаю, хватит ли мне, чтобы сразу троих у тебя купить». Говорит так, в глаза Яге улыбается, а про себя думает: «Только бы удалось мне, ведьма старая, хоть одну кошечку из душегубки этой вызволить, - а по мне бы так и всех забрать у тебя стоило».

Посмотрела Яга на Ивана проницательно, усмехнулась криво, но отказываться от предложения не стала; тотчас отобрала для него трех кошечек да еще двух перспективных котят в совладение предложила. Удивился Иван такой щедрости, обрадовался не на шутку. «По всему видать, - думает, - высоко оценила старуха труд мой кошковладельческий; стану я с ее помощью бридером, а как наработаю довольно опыта да успехов добьюсь в разведении, тут-то и разберусь я с ее питомником, с обстановкой этой концлагерной – пусть за деньги, пусть за немалые, но сумею вызволить кошечек!..»

Вернулся Иван домой с кошками, отгородил для них половину комнаты, добросовестно карантин выдержал, и только после к котику пустил. Тут у одной из кошек как раз время течки наступило, и предавались они с котом утехам целую неделю. Иван на это время в кухню спать перебрался, чтобы, с одной стороны, кошек не смущать, а с другой – чтобы самому поспать можно было.

Забеременела кошечка, а котик Иванов целых две недели проходил гордый и довольный, будто сметаны нализался. Но пронеслись эти две недели как один миг; не успел Иван оглянуться – ан снова мучается котик, снова кошечку просит. Забрался Иванушка в Сеть, совета на форуме попросить, а заводчики на форуме ему отвечают: «Дурак ты, Иван, дурак! Нешто не знаешь, что котику взрослому каждые две недели кошка требуется, да не простая, а в состоянии охоты. Ежели любишь ты котика своего, да мучить его не хочешь, неси беднягу к ветеринару; пускай тот любимца твоего кастрирует, и заживете вы с ним опять припеваючи». Растерялся Иван. «Как же так, - отвечает, - котик-то у меня племенной, породистый, надо же ему качества свои ценные потомкам-то своим передать?». «Да знаешь ли ты, Иванушка, - отвечают ему на форуме, - что коты племенные – существа самые что ни на есть несчастные, и нет других таких страдальцев на белом свете. Всю-то свою жизнь обречены они мечтать о кошке, а получать свое только изредка, потому что всякий раз коту кошку предоставлять невозможно никак». Крепко задумался Иван; немало прочел он о кастрации ужасов. Знал он доподлинно, что некоторые коты вовсе наркоза не переносят, а другим так почки посадить можно или атонию кишечника вызвать; и что хирурги порой с кривыми руками бывают, хоть операция вроде и плевая. Знал, что после кастрации коты много есть начинают, разжиреть могут; а самое страшное, что котик кастрированный – уже совсем не тот котик, что был; если и не превратится совсем в подушку диванную, то уж в детство точно впадет и будет как дитя малое за мячиками гоняться, все равно что взрослый человек, дебилизмом страдающий. Замотал головой Иван, чтобы картины эти пугающие от себя отогнать, да и пододвинул к себе телефон решительно. Всех знакомых кошковладельцев обзвонил, всех соседей на ноги поднял; по Сети объявлений не одну сотню пораскидал – требуется, мол, котику моему породистому, красивому здоровая кошечка для вязки внеплановой.

И начали Ивану на следующий день люди звонить, кошечек своих, беспородных в основном, предлагать. Обрадовался Иван, записал всех в очередь, против имени каждой кошки дату течки предполагаемой проставил. И пошло-поехало: каждые две недели привозит Иван котику своему кошечку; неделю они развлекаются, а всю другую неделю спокойный ходит котик, довольный да ласковый. Случилось, правда, однажды так, что прошли две недели, а кошки течной для котика нет как нет. Вышел тогда Иван на улицу, глядь – сидит у помойки кошечка, с виду грязная, но красивая; вокруг нее коты собираются, а она знай себе покрикивает, позы принимает соблазнительные. Недолго думал Иван – поймал ту кошечку, принес домой, вымыл тщательно, шерсть пушистую расчесал, уши, глаза, рот осмотрел, на следующий день ветеринару пленницу показал. Признал ветеринар кошечку здоровой, но Иван ее все-таки к остальным своим кошкам не пустил; устроил ей встречу со своим котиком на кухне, а сам неделю в комнате спал, среди других своих животных. Ну а как прошла неделя, выпустил он кошечку обратно во двор; она и сама просилась настойчиво, - привыкла, видать, к вольной жизни.

Понимал однако Иван, что не дело это, каждые две недели кошек течных к котику приводить. Уж и соседи ругаться на него начали, грозить стали, что в домоуправление жалобу на Ивана напишут. И полез тогда Иван опять в Интернет, и не одну ночь там просидел, а все-таки нашел, что искал; и вот перевел он на счет одной фирмы иностранной, аппараты для искусственного осеменения производящей, сумму денег немалую, и прислала ему та фирма кошку резиновую, новую разработку свою уникальную. Была та кошка совсем как настоящая, только кричала тихо совсем и соседей своими криками не будила; правда, целый месяц Ивану понадобился, чтобы котика своего к кошке той приучить как следует. Было, конечно, в инструкции сказано, что одной этой кошки все-таки маловато будет котику, потому как одно дело кукла, а другое – кошка живая, настоящая; потому Иван все равно время от времени кошечек у соседей брал и к котику на вязку внеплановую приводил.

Баба-Яга до поры до времени об Ивановых делах ничего не ведала. Как появились у Ивана котята породистые, приехала она их актировать, выдала котячки и на выставку позвала; потому как должен каждый уважающий себя бридер регулярно животных своих на выставке показывать, чтобы судьи труд его заводческий по достоинству оценивали. И снова задумался Иван, потому как знал он, что выставка для всякой породистой кошки – стресс ужасный; а кроме того, ходят по выставкам плохие заводчики, глаза завидущие; могут и газом травануть чемпиона-котика! Долго колебался Иван, все не решался питомцев своих на выставку вести. Решил вначале приучить их немного к улице – купил несколько шлеек и стал потихоньку с кошками на прогулки выбираться. Посмелее стали котики; решил Иван, что теперь можно и на выставку съездить. Но вначале купил он для кошек клетки специальные, со всех сторон, кроме одной, полиэтиленом цветным закрытые; нанял для каждой из клеток охрану надежную; кошечек собственноручно к выставке подготовил, шампунем специальным вымыл, причесал каждую, чтобы волосок к волоску лежал, и только тогда ехать решился.

Очаровали судей Ивановы кошки. Много в тот день получили они призов, а племенной кот Иванов на Best of Best номинировался и первое место завоевал. Иван же наконец со многими другими котозаводчиками познакомился, много теплых слов от них услышал и поздравлений получил. Радовался Иван, что сразу столько друзей у него появилось, и за кошечек своих радовался да Мурзика вспоминал: небось, смотрит теперь котик сверху на бывшего хозяина и понимает, что исправился тот и что память его, Мурзикову, чтит по-прежнему.

Верил Иван, что рады все котозаводчики успеху его ошеломляющему, но обманчивым было это впечатление. С черною завистью смотрели на него другие заводчики кошек британских, а пуще всех злобилась Яга, чьи кошки от скученности да неудовлетворенности форму первоначальную потеряли несколько. Знала Яга, что кошки Ивановы у нее же, Яги, куплены; да все никак понять не могла, как же это ухитрился Иван таких красавцев вырастить да таких котят от них получить; вроде и не самых лучших зверей она ему продавала, а тех, что поперспективнее, себе старалась оставлять; ан вот поди ж ты, ее, Яги, коты с трудом до пары призов дотянули, а на Ивановых питомцев с первого раза не меньше десятка свалилось. И задумала Яга позвать Ивана к себе в гости да попытаться у него выведать: каким таким колдовством он посредственных кошек чемпионами сделал.

В назначенный день явился Иван к Яге. Всю дорогу вспоминал он кошек ее измученных, что на выставке видел, но как себе голову не ломал, так и не мог придумать, как их всех сразу от злой доли избавить. У него-то самого к тому времени кошек тоже прибавилось: хоть котята были чудо какие красивые, так что многих прямо на выставке у него и купили, все равно еще непристроенных котяток немало осталось. Правда, и Иван уж очень придирчиво к каждому покупателю присматривался, чтобы ненароком лжецу-перекупщику или просто плохому хозяину котеночка любимого не продать. Деньги же он с хозяев только потому брал, что наблюдение такое есть: ежели хозяин за кошку заплатит, то дорожить ею больше будет, чем если ему ее подарят просто; а уж если покупатель за ту кошку последние деньги свои отдает – тогда тем более на улицу ее не выкинет, помня, что немалой ценой она ему досталась; вдвойне жалко ему такое дорогое приобретение потерять будет. Ну а раз народ говорит, зря не скажет: всякому известно, что дыма без огня не бывает. Правда, в итоге и так бывало, что отдавал Иван кошку за две лепты бедной вдовице, а даме богатой да разряженной и за тысячу баксов отказывал, коли видел, что для дамы той и десять тысяч не деньги, а кошку она себе для развлечения покупает: сегодня ласкает, а завтра на улицу выгонит.

Яга встретила Ивана ласково, усадила за стол, бутылку из холодильника достала, перед Иваном поставила, на закуску не поскупилась. Поздравила она его прежде с победою, стала его кошек нахваливать, а особливо кота племенного – мол, и красавец кот, и темперамент у него именно такой, какой и должен быть у настоящего выставочного кота: смотрит уверенно, ходит не спеша, с достоинством, перед судьями не теряется, со всех сторон на себя полюбоваться разрешает. Слушал, слушал Иван речи ее сладкие, хвалебные, размяк к тому же от водочки, вот и начало ему казаться, что не с Ягою он беседует, ведьмой коварною, которая кошечек своих метлою гоняет поганой да в тесноте и стрессе постоянном держит, а с доброю и заботливою бабушкой, что пришла к нему совета просить. И начал тут Иван Яге все свои секреты рассказывать, всем своим опытом, что за годы последние, с кошками работая, приобрел, делиться щедро. Рассказал ей в подробностях, и чем он кошечек своих кормит, и к каким ветеринарам обращается, и какие профилактические процедуры проводит, и как к выставкам животных готовит. Знала обо всем этом баба-Яга не хуже Ивана, благо не первый год в кругах вращалась фелинологических; но ждала она, что разговорится Иван и тогда о колдовстве своем тайном скорее выболтает. Выждала она паузу, когда Иван к стопке очередной приложился, да и говорит ему голосом тихим да заискивающим: «Ох, Иванушка, рада я, что все у тебя и у твоих кошек так хорошо; да вот только с моими-то наоборот беда. Котики все нервные, постоянно кошку хотят, и на выставках тоже только о кошках думают, ни судей, ни зрителей не стесняются. Кошки же все усталые, перепуганные, вечно котами преследуемые, постоянно родами измученные. Не знаю я, Иванушка, что и делать. Уж так мне котиков моих жалко! Может, посоветуешь что-нибудь мне, старухе?»

Покраснел Иван от смущения – шутка ли, сам председатель клуба у него, простого бридера, совета спрашивает. Откинулся он на спинку стула, крякнул и говорит Яге веско так, значимо: «Потому, бабушка, и плохо твоим кошкам, что слишком много их у тебя в квартире набралось. Тесно им, страшно, потому и чувствуют они себя хуже, и на выставках не блистают». «Так-то оно так, Иванушка, - отвечает ему Яга, - да ведь и у тебя скоро их будет столько же. Взял ты у меня котика да трех кошечек; кошечки твои принесли за год по шесть котяток каждая; а как можно породу улучшать да совершенствовать, если из котяток лучших ни одного себе не оставить? Знаю я, что подрастает у тебя сейчас четыре молодых котика; скоро все они кошечек запросят, а те от них котят принесут краше прежнего. Так неужто сможешь ты расстаться с теперешним котиком, чемпионом выставки, потому только, что котики эти молоденькие красивее него вырастут и сами кошек вязать начнут? «Твоя правда, Яга, - соглашается Иван, - да только никогда я не допущу, чтобы животные у меня в тесноте жили. Думаешь, легко мне своих родных котяточек раздавать, хоть и знаю я, что уходят они в руки добрые, заботливые, хоть и навещаю каждого ежемесячно? Тяжело, Яга, а приходится. Но уж если случится так, что и добрых рук не останется, то куплю я просторный дом своим котикам, чтобы жили они там, да жизни радовались, а Мурзик покойный с небес на них смотрел. Потому как теперь уж не просто люблю я кошек, а живу я ими, старая; в этом, и только в этом, секрет успеха моего на выставке».

Как ушел Иван, села баба-Яга за стол, подперла голову рукою костлявою и ушла вся в думу глубокую. «В чем-то прав дурак, - подумала, - развелось у меня кошек и впрямь немеряно. Хоть гоняла я их метлой поганою, хоть пыталась кошаков от вязок удерживать, хоть почти всех старых производителей кого усыпляла, кого кастрировала, хоть котят больных да увечных топила без всякой жалости, а ничто помочь не поможет, когда кошки знай себе плодятся по три раза в год, и ничем их не удержать, а коты, едва лишь потечет кошечка, все по очереди на нее напрыгивают. Что ж, конец един: коли хочу я, как и раньше, побеждать на выставках, нет у меня другого выхода, кроме тщательнейшей чистки своего питомника. Эх, не всем же быть как Иванушка! Целый дом для кошаков купить вознамерился, - рассказать кому – обхохочутся».

С тем взяла Яга метлу поганую, в центре комнаты меж кошек клетку втиснула и давай туда метлою гнать котов да кошечек, что не полностью стандартам соответствуют. Загнала она туда без малого три десятка зверей бракованных, классом пэт да классом брид обозначенных, и кастратов всех туда же засунула; заперла их на замок понадежнее да сняла с рычага трубку телефонную, Змея-Горыныча на подмогу вызванивать. «Прилетай, - говорит, - в гости, родственничек; я тебе богатый ужин приготовила».

Усек Горыныч, для чего он Яге понадобился, благо не в первый раз обращалась она к нему; взмахнул крыльями, изрыгнул пламя из широкой пасти, в сладком зевке раскрывшейся, и полетел, как помощь скорая, куда зовут, по назначению. Кому надо, тем было ведомо, что не просто душегуб-мучитель Горыныч-Змей, а глава городской СЭС, за порядком и чистотою в городе следить назначенный, численность кошек, собак да крыс регулировать. Часто обращались к нему заводчики, особливо самые милосердные, те, у кого духу не хватало собственных животных своими руками умертвить, потому им для этих целей руки чужие требовались. А лучше всяких рук были лапы когтистые Горынычевы, такие мощные, что потом любой заводчик смело сказать мог, что хоть и пытался он как мог защитить своих кошечек, всем понятно без разъяснения: ни один супергерой против Горыныча не выстоит. Потому-то и выходило, что пожрало чудовище кошечек – на него и положено сыпаться всем проклятиям; а заводчик только знай себе плачет, носом сопливым шмыгает да принимает от коллег соболезнования.

Прилетел к Яге Горыныч, клетку вычистил; не осталось от котов да кошек забракованных ни клочка, ни коготочка, ни шерстиночки: всех пожрал и не поморщился жестокий Змей. А Яга, покуда насыщался Горыныч, на кухне сидела да чаек попивала, и текли у ней по щекам морщинистым слезы соленые, крокодилии. Ближе к вечеру, простясь с Горынычем, провела Яга у себя инвентаризацию; и осталось у нее в итоге двое котиков плюс три кошечки-раскрасавицы.

Вот настало время новой выставки. Раньше всех явилась туда Яга со своими кошками. И были на сей раз у нее животные ухоженные, с шерстью блестящею, глазами чистыми, и по экстерьеру равных им не было. Только Ивановы кошки и могли с ними красотою соперничать: но кто в этот раз победит – заранее сказать уж нельзя было.

Вышли Яга и Иван с кошками на подиум; зрители им рукоплещут, любуются. Только вдруг не выдержал кот Яги: знать, почудилась ему поблизости кошка течная, али песня ее издали откуда-то донеслась. Дернулся кот, чуть было шлейку не оборвал, еле-еле удержала его Яга. За то снизили судьи оценку коту – не умеет, дескать, вести себя на подиуме. Ивановы же коты ходят себе не торопясь по кругу; движения ленивые, грациозные; глаза ясные да спокойные; как будто нет вокруг ни шумной толпы людской, ни других котов да кошек. Подивилась Яга и вновь о колдовстве задумалась. Али имунофана им вколол Иван? Нет, не сходится: были бы тогда сонные да заторможенные его кошки; а эти ничего, двигаются хоть и лениво, но уверенно, прикорнуть где-нибудь в углу клетки не норовят совсем. Уж не новое ли какое неведомое зелье сварил для своих кошек Иван и в тайну не посвятил никого из заводчиков? Решила тогда Яга на сей раз сама к Ивану в гости прийти и своими глазами питомник его увидеть.

Возвратилась она в тот день домой с выставки, глядь - а у двери Змей Горыныч сидит, хвост, костяными пластинами усеянный, в кольцо свернул, крылья кожистые на спине сложил, - целый час уж как Ягу дожидается. Отворила ему дверь Яга, впустила в квартиру. Устроился Змей поудобнее на ковре ее персидском, покосился на кошек неприязненно и такую речь повел. «Знаешь ли, Яга, - говорит, - странные нынче дела на белом свете деются. Ты скажи-ка мне правду истинную: верно ли, что кошки твои – породистые, и что даже самая из них никудышная меньше, чем сто баксов, стоить никак не может?» «Правда, Змеюшка, - отвечает Яга. – Кошки мои – не простые кошки, а ценной британской породы; только недавно завоевали они у нас известность, а до этого только из-за границы и завозили их, а за границею за большие деньги покупали». Покачал головою Змей, скосил на Ягу глаза проницательные, и прочла Яга в них сомнение, недоверие и задумчивость. «Вот что, милая, - говорит ей наконец Змей, - как известно тебе, не первый год занимаюсь я в нашем городе обстановкою санитарною. Днем и ночью слежу я за тем, чтобы не расплодилось в нашем городе крыс немеряно, да чтобы по подворотням слишком много кошек больных и блохастых не бегало, заразу не распространяло; и за собаками бездомными тоже слежу я; коли расплодятся чрезмерно – так идут они мне на обед. И вот заметил я недавно, что кошки дворовые на вкус стали странные – вроде бы как мясо у них нежней, чем раньше, да кости тоньше – так и тают во рту, будто куриные, - и жевать-то там вовсе нечего, враз проглотишь, даже вкуса не почувствуешь. А что хуже всего, еще и мыши с крысами расплодились невиданно, как если бы кошки дворовые их ловить перестали вовсе. Присмотрелся я к кисам уличным, и такое у меня впечатление, что колдовством их каким-то неведомым испортили; и ходят они теперь иначе, и охотятся не так, все-то слабые, все-то нежные, оттого на каждом шагу вовсе дохлые попадаются. А самое подозрительное, что похожи эти кошки дикие как две капли воды на твоих породистых; только кто ж за сто баксов кошку берет, чтобы потом ее на улицу выставить? Вот не знаю я, что и думать мне. Может ты о том колдовстве знаешь что-нибудь, да как быть теперь, присоветуешь?»

И мелькнуло у Яги в голове подозрение страшное, словно молнией, пронзила мысль крамольная. Говорит она: «Вот что, Змеюшка, дай ты сроку мне до завтрева; план спасения нашего города я, считай, уж давно вынашиваю; благодаря тебе посетила меня только что догадка одна, и сдается мне, гениальная». Поверил ей Змей, успокоился, кивнул дружески, подобрал хвост, крылья вдоль тела вытянул, аккуратно в дверь протиснулся. На пороге обернулся, дыхнул пламенем ободряюще, чуть ресницы не попалил Яге, а она того и не заметила. Бушевала в ее сердце радость бурная, с возмущением, с гневом смешанная; поняла она, что близка к разгадке колдовства Иванова, а с разгадкою той наступит и конец его карьеры заводческой, - и не будет более у Яги серьезных конкурентов. Полночи не спала Яга, все планы свои завтрашние обдумывала; а наутро встала чуть свет, принарядилась, села в ступу, прихватила с собой метлу поганую и полетела к Ивану – гостем незваным.

Но прежде чем посетить квартиру Иванову, облетела Яга на ступе своей весь город; то и дело вниз смотрела внимательно, под кусты да в подворотни заглядывала, возле окон жилых домов вертелася, часть подъездов снизу доверху обследовала; чердаки да крыши не оставила вниманием. И не то чтоб очень сильно потрясло ее увиденное, но достаточно всего такого ей встретилось, чтобы можно было в своих целях использовать.

Добралась наконец Яга и до жилища Иванова, пальцем сморщенным кнопку звонка нажала, ступу в сторону отодвинула, метлу поганую возле ступы поставила. Отпер дверь Иван, пропустил в квартиру Ягу, стол накрыл, бутылку достал; словом, радушно встретил гостью незваную. Сидит Яга напротив Ивана, ест за двоих, пьет за пятерых, но не пьянеет, а глазом подозрительным по сторонам посматривает. Прохаживаются мимо них кошки Ивановы, красавицы, среди них одна всего беременна, остальные молодые, порожние. Ластятся к Яге и коты Ивановы, сытые, бойкие, веселые; сразу видно, что в любви и холе воспитаны, незнакомых людей не чураются, а подходят к ним доверчиво познакомиться. Ни один из котов не кричит, не метит, на стену не бросается, кошек ни под столом, ни под диваном не ищет.

Насытилась Яга, пригласил ее Иван в комнату, где обычно все его кошки и собирались: комната просторная, роскошная, пол ковролином выстелен, по углам когтеточки фигурные, у стены корзина с игрушками, по всем стенам полки для лазанья, мягкой тканью ворсистой обитые. Бодро скачут по ним коты да кошки породистые, одна другой краше; котята друг с другом играют, за мышками меховыми гоняются, мячики разноцветные катают; видно, что здоровы все, довольны да сыты; словом полная идиллия, рай кошачий в питомнике Ивановом.

Посмотрела Яга на картину эту, глазу приятную, да и говорит Ивану вкрадчиво: «Все-то у тебя с кошками ладится, Иванушка, сама вижу, что животные красивые да веселые. Только одна мысль мне покою не дает. Расскажи ты мне всю истину: отчего такие спокойные твои котики – ни один из них, я вижу, не метит, ни один из них не бегает за кошкою. А ведь знаем то мы оба, Иванушка, что два раза в месяц просит котик кошечку; а коли не повязать его тотчас же, постоянно о ней мечтать будет и на первую же встречную напрыгивать. У тебя, Иван, гляжу, целых пять котиков взрослых, по всему видно – хороших производителей; так неужли у тебя столько связей с другими заводчиками, что находишь ты для каждого котика ежегодно двадцать пять течных кошечек?

Улыбнулся тут Иван такой наивности, взял Ягу коварную под руку и провел ее во вторую свою комнату. И увидела Яга кота Иванова, с кошечкой соседской, полосатенькой, развлекающегося; увидела в углу и кошку резиновую, из-за границы Ивану присланную; а поскольку все-таки ведьмой была Яга, а не простою заводчицей, то благодаря проницательности своей дьявольской сразу поняла той кошки резиновой назначение. Только не заметил Иван, как опасно засверкали глаза Яги; ходит, знай себе улыбается, объясняет ситуацию доверчиво: «У меня, Яга, договоренность есть со всеми соседями: коли начинается течка у их кошечки, то несут ее к котам моим невестою; а обратно забирают беременную. От котов моих знатные котятки получаются, хоть и не актируют их, и родословной не дают; вот хозяева и рады – много легче им раздать красивых котиков, чем убогеньких от Васи полосатого, - злого, грязного кота, невоспитанного, ни лотка, ни когтеточки не знающего. А поскольку и живем-то мы рядышком, то и кошечкам гулять уж не требуется; хоть и родились из них многие кто в подвале, кто на чердаке, все ж хозяева их выпускать немного побаиваются; вдруг, неровен час, поймают кошечку подростки хулиганистые, али под машину попадет, зазевается. Ну а ежели нет на примете ни единой соседской кошечки, вот, купил я эту куклу за границею, - ведь тому, кто заплатить готов, для котика что угодно могут сделать без смущения».

Ничего Яга Ивану не ответила; губы тонкие поджала, лоб наморщила, распрощалась с Иваном по-скорому и отправилась домой к своим кошечкам. А придя к себе домой, в долгий ящик не откладывая, телефон к себе да книжку записную придвинула. Три часа подряд Яга заводчиков обзванивала; собирала их к себе на совещание. Лишь Ивану позвонить и не подумала.

К концу недели съехались к Яге заводчики, все, кто кошками британскими занимается. Много прибыло знаменитостей – Водяная, Лешачиха, Кикимора. Прилетел на совещанье и Горыныч-Змей, и на ковре персидском, накануне облюбованном, устроился. Вышла Яга навстречу гостям с мордой мрачною, недовольною, брови сдвинуты, губы в ниточку. Обвела она взглядом заводчиков – приутихли все, присмирели, будто мыши в норке. Чуют все – гроза будет нешуточная.

Помолчала Яга, паузу выдерживая. Потом сверкнула глазами грозными, подбоченилась, зубом цыкнула, да метлой взмахнула поганою. И пошла вещать.

«Злодей в наших рядах обнаружился, господа заводчики. Тут моя вина – не разглядела вовремя, не разобралася, что змею пригрела на груди своей, не в обиду будь сказано уважаемому Горынычу. Появился среди нас такой заводчик, чье и имя-то мне отныне произнесть стыдно. Каюсь, доверила я ему поначалу своего котика, а следом еще и нескольких кошечек отдала в руки его недобрые. Лишь сегодня ужасные вещи узнала я. С кем попало вяжет он своих котиков, о судьбе же их котяток не думает. И везде теперь шныряют по городу те котяточки беспородные, родословными не обеспеченные, хозяевами своими брошенные. Погибают котятки на улице, от инфекций, хулиганов и голода, а заводчику тому и горя мало: вновь и вновь от его котов кошки дворовые беременеют. Да только это ведь еще не самое страшное. Побывала я вчера в его питомнике, и вертеп там настоящий увидела. Сделал он, безбожник этакий, - вы подумайте! – для котов своих игрушку резиновую, всем на кошку настоящую похожую; и не просто настоящую, а течную. Всех котов своих приучил развратничать с этой гадостью, кошкошлюхою богомерзкою. Оттого-то все коты его на выставках до того невозмутимы и сдержанны, что нам с вами околдованными кажутся, о естественных потребностях забывшими. То не вся еще история, заводчики. Ведь живут у подлеца еще и кошечки – наши кошечки, с родословными, все красавицы, все породистые. С кем попало их не вяжут, но котяточек, от котов его развратных рождающихся, тот заводчик раздает запросто – на две лепты без торговли соглашается. То-то мы потом с вами удивляемся: отчего к нам не бегут покупатели. А зачем им к нам бежать-то, заводчики, коли можно за бесплатно у Ивана взять, или, если родословной не надобно, то к Ивановым знакомым наведаться, полукровку беспородную выпросить?»

Тут взорвались, словно бомба, заводчики. Повскакали с мест, ногами затопали. «Гнать Ивана, гнать поганой метлой! – завизжала что есть силы Кикимора. - Не нужны нам в нашем клубе заслуженном эти все так называемые бридеры, что встречают нас улыбкой открытою, а на деле над котами издеваются!» «Верно! Истину глаголишь, подруженька! – поддержала Лешачиха Кикимору. - А пойдемте-ка все вместе до Иванова питомника, да захватим с собою Горыныча, потому что нет у нас другого способа положить конец безобразию, кроме как с Горынычевой помощью». Водяная ж помолчала, послушала, а потом нежнейшим тоном пробулькала: «Полагаю, дорогие заводчики, что нелишним будет эту историю донести и до Кащея Бессмертного, международную ассоциацию возглавляющего. Чтоб не смог Иван ни ныне, ни в будущем отыскать себе другое пристанище; не дадим ему участвовать в выставках, не позволим процветать делу черному». Загалдели восхищенно заводчики: «Непременно все расскажем Кащеюшке! Пусть узнают устроители выставок, покупатели, другие заводчики, как сгубил Иван невинных котяточек!» Тут вскочили Лешачиха с Кикиморой, закричали в два пронзительных голоса: «Заберем тотчас же кошек Ивановых! Обезвредим негодяя бездушного! Возвернем котяток клубу родимому!» Поднялась тогда Яга, улыбнулася, одобрительно кивнула ораторшам. Заглушая Лешачиху с Кикиморой, заскрипел, подобно петлям несмазанным, ее голос непреклонный, решительный: «Ликвидировать питомник немедленно – значит вызволить котяток Ивановых; но понадобится помощь Горыныча, без него, подруги, дело не выгорит».

Распустил Горыныч крылья кожистые, по ковру хвостом постучал, к тишине призвал заводчиков. «Предлагаю, - говорит, - решить дело путем законным, а не дракой да линчеванием. Подам я тотчас же на Ивана в суд; о делах его в деталях поведаю; и составлю я бумагу за подписью всех разгневанных соседей Ивановых. Укажу я в той бумаге правду горькую, правду истинную, незамутненную: так и так, мол, у Ивана в питомнике много лет, как дело страшное деется: не питомник то, а греха юдоль, обиталище прожженного развратника, увлеченного вдобавок вивисекцией. Коль откажется Иван образумиться, передать своих котят в руки добрые, разорю я непокорного штрафами, а соседи мне, небось, посодействуют: на Ивана бесконечными жалобами в пару дней завалят домоуправление. А от вас, дорогие заводчики, ожидаю я информации: все, что знаете компрометирующего – будь то даже оскорбление личности – опишите мне все в подробностях и заверьте донесенье у нотариуса. Вот тогда-то мы Кащею Бессмертному предоставим не фантазию-вымысел, а придем к нему с конкретными фактами, с именами, документами, снимками».

И наступили с тех пор для Ивана лихие дни. Затаскали по судам, оскорблениями устными и письменными забросали доброго заводчика. И соседи его милые, бескорыстные, что вчера еще к нему за советом бегали, как за кошечкою правильно ухаживать, отвернулися все разом, открестилися. Говорят: «Да чтобы мы, да нашу кошечку – в тот вертеп да по своей же воле отдали – вот вам крест, что отродясь такого не было! Наша кошечка давно стерилизована!» То же стало с устроителями выставок: все Иванушке в участии отказывают, благовидные предлоги выдумывают: то «простите, но набор уже закончился», то «простите, к нам с британками не надобно». Еле-еле удалось Иванушке побывать еще разок один на выставке – проходила она в другом городе, о скандале устроители не ведали. Но едва Иван явился на ту выставку, как увидели его знакомые заводчики, загалдели, запоказывали пальцами – мол, как жалко этих бедненьких кошечек; знать, заколоты они антибиотиками, оттого-то и такие спокойные; а что шерсть у них красивая, гладкая – это краскою заморскою крашено; не каким-нибудь простым осветлителем, а с эффектом, волоски удлиняющим. На вопросы же, откуда им ведомо, что Иван своих зверей красит-мучает, отвечали с удивлением заводчики: «Так судили же его за вивисекцию!» Испугались не на шутку устроители, погутарили да вызвали милицию. Заявили, что в карманах у Иванушки кто-то видел пару газовых баллончиков: он, мол, дурень, конкурентами обиженный, - отомстить решил, сквитаться с чемпионами.

Как потерянный Иван вернулся с выставки; день не ел, не пил, с работою не клеилось. А как вышел ненадолго за бутылкою, да у стойки задержался ненамеренно, возвратясь к себе, застал картину страшную. Стоном стонут окровавленные кошечки – коновалом второпях стерилизованы; а коты Ивана, сильные, красивые, - спят, лишенные кошачьего достоинства. И не выдержал, расплакался Иванушка, обрабатывая швы своим любимицам, наблюдая, как впадают в детство котики, что недавно были взрослыми животными. Не вязать им больше кошечек породистых, не развратничать с веселыми дворянками; доживать им век свой глупыми котятами, развлекаться, по ковру гоняя мячики.

Долго ль, коротко оплакивал Иван питомцев своих участь горькую, как вдруг словно ледяным ветром обдало его: видит, на столе записка лежит, коновалом неведомым оставлена. Схватил Иван записку рукой дрожащею, разобрал сквозь слезы строки корявые: «Не вредил бы ты, Ивашка, заводчикам, и не тронул бы никто твоих кошечек. Так что знай отныне, дурень, что каждому, кто заводчиком стать вознамерится, прежде должно уяснить себе следующее: о породе, кровях заботиться – вот первейшая задача заводчика, остальные же задачи не побоку, только это в нашем деле не главное. Не должен человек в раба своих питомцев превращаться, свои интересы их желаниям подчинять; не человек для кошки, но кошка для человека. А затем, чтобы принцип сей соблюдался неукоснительно, введено для хозяев особое понятие: называется «культура содержания». Не была тебе культура та свойственна, ни тогда, когда был просто любителем, ни потом, как стал известным заводчиком; коль устроил у себя дом терпимости, не пеняй ты на соседей да недругов; осужден ты миром всем по справедливости; по делам своим, по занятиям подлежишь всеобщему порицанию».

Что случилось потом с Иваном, неведомо; то ли в город он другой переехал, прихватив с собою котов и кошечек, что после операции той кустарной выжили; то ли на месте остался, просто на дно залег и порвал навеки связь с фелинологией. Ходят слухи с той поры меж любителей, будто нет на свете добрых заводчиков; все они, как бабы-Ёги, двуличные; все с улыбкой на устах обольстительной; все с поганою метлой да со ступою, все с Горынычем в таинственном сговоре…