Сказка о печальном заводчике
овут меня Домоведушкой; я из породы домовых и, подобно всем моим сородичам, знаю толк в домашнем уюте; а какой может быть домашний уют без кошек? Вот потому-то и стала я не просто Домоведушкой, а Домоведушкой-заводчицей.
Живу я в городе Риге, тихо-мирно с обычными людьми соседствую. Кошки же у меня такие, что при одном взгляде на них душа радуется; и все б хорошо, кабы не попала я недавно через любовь свою к кошкам в такую историю, что до сих пор никак в себя не приду.
Надумала я как-то прикупить себе кошечку шоу-класса, для выставок и разведения; и дошло до меня, что есть такая кошечка у Крысенции-упырихи в далеком Новокузнецке.
Села я за компьютер (человеческою техникой воспользоваться мы, домовые, к слову сказать, никогда не брезгуем), заглянула я на сайт Крысенции. Вижу – и правда, знатные у нее кошки: пара производителей – от самих Мишиных, заводчиков знаменитых, а еще есть котята – но не маленькие, а взрослые, года по два каждому. Удивилась я; в тот же день написала письмо Крысенции: так мол, и так, хотела бы я купить кошку из Вашего питомника; но не иначе, крупно повезло мне – все никак поверить не могу, что Вы с такими великолепными животными расстаться согласны. Если и взаправду их продать решили, то готова я выслушать Ваши предложения, ну и цены, само собой разумеется, уточнить.
Получаю на следующий день послание, все такое странное, такое печальное, что читаю, и прямо сердце разрывается. Вот что пишет мне упыриха:
Внемлите: я скорблю, оторвана от мира,
С голодными детьми в заброшенном краю...
Меня оставил тот, кого боготворила,
Поэтому теперь - я кошек продаю...
Ах! Голову ему Кикимора вскружила,
Добилась ворожбой зловещего огня...
А поводом к его измене послужила
Клиническая смерть, постигшая меня.
Врачи меня спасли... Где ж бед моих виновник,
В трагический момент покинувший семью?
Печальна и больна, я свой котопитомник
Не в силах содержать... И кошек - продаю...
Посочувствовала я ей от души. Даже не представляю, каково это – без мужчины в доме остаться. А тут еще и смерть клиническая – эх, зря говорят, что упыри бессмертны и никаким болезням не подвержены: как бы не так! Надо бы, думаю, помочь упырихе; хоть от забот, с кошками связанных, избавить. Крысенция же в том письме прислала мне и фотографии: и была на фотографиях кошечка невиданной красоты, окраса сил-торти-пойнт; шерстка белоснежная, длиною, по словам Крысенции, целых двадцать сантиметров. Запала мне в душу Ta кошечка: это ж величайшее счастье для заводчика – такое чудо в своем питомнике иметь. Попросила я упыриху точную цену назвать; приходит мне вскоре ответ: да опять такой грустный, что и читать-то нельзя без слез:
Вы видите, мой друг, в каком я положенье -
С малютками-детьми в сибирском шалаше.
Ах да... Я о цене должна принять решенье...
Но разве до цены измученной душе?
Два года кошке той... Покамест не вязала...
Ужели вдруг продам? Ужели отпущу?..
Она ведь шоу-класс… И бест завоевала...
Розетка где-то есть... Я после поищу...
Хотите за пятьсот, с доплатою? - Быть может...
Но рано оглашать решение мое...
Поверьте мне, она – существенно дороже...
И больно, больно мне утрачивать ее!..
Написала я тогда Крысенции, что пусть она уж так не переживает сильно, кошечке у меня хорошо будет. Что же до денег, то хоть их и в обрез, но можно ведь потом остаток суммы котеночком выплатить – глядишь, к тому времени жизнь наладится, так что не нужно будет распродавать питомник-то. Предложила ей еще раз подумать и настойчиво попросила с ответом не тянуть. Но когда ответила она, стыдно стало мне за свою настырность:
Ах, не спешите мне пенять - казнить не миловать!
Меня вот-вот должны опять прооперировать.
Я так устала, так боюсь, но откровенна я:
Уже вот-вот определюсь с ценой приемлемой!
Колокола в висках звенят, могила вырыта...
Что будут делать без меня детишки-сироты?
Влечет супруга моего одна эротика,
А им два годика всего! Всего два годика...
Я не из тех, кто слезы льет, кляня изменщиков;
Но что их ждет, о, что их ждет, невинных птенчиков?
Жестокий мир, тяжелый быт и неустроенность...
Моя душа кровоточит, а Вы - про стоимость!...
Набралась я тогда терпения, стала мягко да ласково Крысенцию уговаривать и была наконец вознаграждена: согласилась упыриха продать кошку за 500$ и даже сама обещалась загодя повязать ее, довезти до Москвы, а оттуда отправить мне самолетом. Обрадовалась я несказанно; решила и Крысенцию хоть немного уступкой порадовать: заняла у соседок-кикимор еще 350$, чтобы Крысенции на билет от Москвы до Риги не тратиться, и вместе с пятьюстами долларами послала ей; а кроме того, пообещала отдать 
одного котенка от кошечки, самого лучшего, какого она сама выберет.
В назначенный день приехала я в аэропорт. Холодно у нас было – февраль месяц, в такую погоду не только у людей, но и у нас, бывшей лесной нечисти, зуб на зуб не попадает. И тут выносят мне из самолета переноску – я так и ахнула: сама переноска открытая, всеми ветрами продуваемая, на кошечке же шубка легонькая надета, а кошачья шерстка под той шубкой чуть ли не под самый корень подстрижена. Сняла я тотчас с шеи шарф пуховый, переноску в него обернула и помчалась со всех ног домой, отогревать кошечку.
Имя ей было Present Line, а по-домашнему назвала я кошку Джеки. Пожила она у меня где-то с месяц, и заглянула я ей однажды в ротик – глядь, а один из клыков кривой! А это значит, что не бывать кошке на выставке: дисквалифицируют ее там незамедлительно. Достала я тогда оценочный лист с той выставки, где Джеки моя по рассказам Крысенции лучшим котенком стала; заглянула в него и вижу: о титуле там и слова нет, одна только номинация; а самое-то страшное, что имя указано совсем другое, и дата рождения тоже – другая, и вообще не о кошке там речь, а о коте!
Рассердилась я тогда на Крысенцию и гневное послание ей написала: дескать, как же Вы могли так меня обмануть? Я покупала кошку выставочную, а у нее оказывается перекос челюсти; Вы мне говорили, что шерсть у нее двадцать сантиметров, а прислали мне ее чуть ли не наголо обстриженной, хотя и знали прекрасно: это же конец карьеры для кошки-колорика! Да и бывала ли Ta кошка на выставках? Лист-то оценочный и не ее вовсе! Долго ли, коротко ли я ждала, - приходит мне ответ:
Вся эта ложь туманит бедный ум...
Чем возражу неправедным укорам?
Тем, что стоит тот памятный триумф
Перед моим больным, угасшим взором?
А то, что кот в оценочном листе -
Совсем не кошка, та, что вы купили, -
Так это в бардаке и суете
Оценку Джеки – Disgnas’у влепили!
А клуб - конечно, клуб об этом знал!
Все заново оформить я бы рада,
Но еду на раскопки на Байкал
И думаю, что вам оно не надо...
Прочитала я письмо – ни одной строчке не поверила; правда, оставались у меня еще кое-какие сомнения: у Крысенции ведь и муж неверный, и дети малые, и больна она, и умереть может, – а тут вдруг какие-то раскопки на Байкале: может, вовсе и не она то письмо писала? Решила я так: пусть уж сначала родит мне Джеки котяток, встречусь я с Крысенцией, – тут-то про нее все и выясню.
Только зря я, друзья мои, надеялась, потому что не беременна оказалась Джеки; и текла она потом каждый месяц, каждый месяц вязалась, а котят все так и не было. Решила я тогда отнести ее к ветеринару и сделать УЗИ матки; написала об этом Крысенции и фотографии Джеки к письму приложила.
Приходит от Крысенции письмо печальное, расстроенное; прочла я его и подумала: может, и правда не стоило подозревать в обмане упыриху бедную? Конечно, виновата она передо мной, но ведь переживает искренне и вину свою загладить готова:
Я не знаю, что с ней... Точно так же ни нам, ни науке
Неизвестно заранее, что в этот мир мы несем...
Если Джеки больна, то пристройте в хорошие руки...
Я пришлю Вам другую, раз я виновата во всем...
Впрочем, кто виноват, если кошка бесплодною стала?
Аль владельцев кота за плохое потомство винить?
Вы не знаете их... Вам не снилось такого скандала,
Что зловредные Мишины могут в ответ учинить...
Да и кто без греха? Чьи котята без скрытых дефектов?
Я не буду Вам лгать, и поверьте, сама не терплю
Облекать в мишуру всевозможных дешевых эффектов
Ту печальную правду, что я эту кошку люблю...
Вы усилили грусть мою новыми снимками Джеки...
Я приеду за ней... Мы опять будем вместе... Навеки...
После этого задумала я Крысенции позвонить, договориться, как бы ей кошку обратно отправить: перестала я что-то почте электронной доверять. Но прежде отнесла Джеки к ветеринару; тот посмотрел ее, головой покачал и диагноз поставил страшный: оказалось, что рак печени у кошки, и жить ей, видимо, недолго осталось. Выписали мне о болезни Джекиной справку, поставили печать. Вернулась я домой, и разом ожили снова все мои подозрения. Нет уж, думаю, госпожа Крысенция, не надо мне больше Ваших животных, Бог с ними; лучше верните мне обратно деньги, и забудем эту историю.
С такими мыслями и звоню поздним вечером Крысенции. Снимает трубку некто пьяный, с грубым голосом, и не будь я Домоведушка, если в том грубияне само Лихо Одноглазое не признала! Так вот, оказывается, кто муж твой, Крысенция! Тут, однако, она сама трубку перехватила; начала было лепетать, что муж, дескать, пришел детей навестить; но я-то сообразила, что |никто на ночь глядя детей не навещает. Закричала я тогда Крысенции, что хватит врать: ясно дело, не бросал ее муж, и нет у нее никаких детей-сирот, а в том, что кошка больна неизлечимо, есть у меня теперь справка с печатью; посему пусть Крысенция забирает кошку обратно и деньги сполна возвращает. Упыриха же в ответ что-то невразумительное мямлила, да тут выхватило у нее Лихо трубку и заорало мне прямо в ухо дурным голосом:
Слушай, старуха, что скажет тебе Одноглазое Лихо.
Кажется, ты восхотела, чтоб деньги тебе возвернули?
Чтобы супруга моя поднесла тебе баксы на блюде,
Как благородным гостям – золотой рукомойник рабыня?
Ты уж, поди, раскатала губищу, горбатая мымра?
Справку-то, видно, за сто деревянных на рынке купила?
В суд подавай, голодранка, коль сможешь найти адвоката.
И отвяжись от жены со своей полудохлою кошкой...
Зазвучали в трубке короткие гудки. Тут уж я без всякого Гомера поняла, что меня гекзаметром известно куда послали. А на следующий день пришло прощальное послание от Крысенции:
Тяжелое решенье для меня - почти атлантов груз для хрупких плеч.
Со скорбью и отчаяньем в душе одно я в состоянии сказать:
Я Джеки до безумия люблю, но чувствами придется пренебречь:
Прошу и Вас сражаться до конца - и дальше продолжать ее вязать...
Я думала, так Богом суждено - что замкнут навсегда порочный круг,
И Джеки не дано иметь котят, - но новости - как гром средь бела дня;
Рак печени - смертельная болезнь, но Вы не опускайте Ваших рук:
Вяжите эту кошку вновь и вновь, поскольку это важно для меня...
На том наша переписка и закончилась. Джеки у меня осталась, отпущенный ей срок доживать; котов она к тому времени давно уже не просила, видно, не до того было, ей, умирающей; жалела я ее, да помочь-то нечем. Крысенция в очередную экспедицию укатила – древнее поселение иностранных упырей, вампиров, раскапывать; а уж с Лихом Одноглазым я с тех пор и связываться боюсь, - оно, Лихо, такое: может ведь и порчу ни за что ни про что наслать. Потому и решила я поскорее предупредить всех моих сородичей, чтоб не связывались они с той упырихой, не были такими, как я, наивными: письмам ее тоскливым да голосу жалобному не верили…
А через полгода умерла моя Джеки...